— Что случилось? — собирала анамнез Оля, автоматически выполняя необходимые процедуры. Гульнара тоже не сидела просто так. Она вскипятила чайник, чтобы напоить ребят чаем, когда они окончательно придут в себя. — Чтобы правильно лечить ваших друзей, надо знать, почему они в таком состоянии.

— Я сам не знаю, — тихо ответил парень. — Я рыбачил, а ребята остались на стоянке: надо было поставить палатку, приготовить место для ночлега, ну, и остальное…

Я пришел через час, а Илюха блюет в кустах и машет рукой в сторону палатки. Заглядываю: Серега без сознания лежит. Я их дотащил до машины и сюда…

— Чем обогревались? — крикнул из-за шторки Анисимов между подсчетами нажимов на грудную клетку.

— Горелкой… О, боже! Я же читал об этом! — схватился за голову парень. — Вы думаете они угарным газом траванулись?

— А то! Радуйся, что легким отравлением отделались, — хирург вышел из кабинки и раскрыл штору. — Оля, вызови лаборантку, пусть возьмет у горе-рыбаков анализ крови.

Из коридора показался и Зотов, который с помощью Гули вел пострадавшего. Высокий парень почти висел на маленьком докторе. Длинные волосы закрывали его лицо. Зотов осторожно положил его на кушетку и задвинул штору.

— Но… Как же так? — ничего не понимал мокрый рыбак. — В палатке же вентиляция, да и ребята не спали, а только готовились ко сну.

— Вот так и получается. Не зря угарный газ называют «тихим убийцей». Мы твоих друзей на ночь в травме оставим, понаблюдать надо. Гуля, найдите этому горемыке что-нибудь из одежды. Пусть снимет мокрое. Ты в озеро свалился, что ли?

— Ага. Лещ попался здоровый. Я его пока вываживал, оступился и — в омут с головой. Потому и пошел к палатке. А там…

— Значит, так судьба распорядилась. Не пришла пора твоим друзьям концы отдавать.

— П-и-и-и-ть… — попросил пострадавший из второй кабинки. Оля сорвалась с места и замерла: что-то знакомое почудилось ей в его голосе. Сердце пропустило один удар, другой, а потом заколотилось, как безумное. Дрожащей рукой девушка взялась за шторку.

Глава 8

Ты чего застыла? — окликнула ее Гульнара. — Шайтан! Девка! Не спи! Пусти, я чай несу.

Санитарка пошла грудью на Олю, и она сделала шаг в сторону. «И вправду, что это я? Откуда здесь взяться Илье? Рыбалкой он никогда не интересовался. Хотя… Я в суматохе на лицо парней не смотрела. А вдруг это он? Нет, не может быть, — Оля потрясла головой, которая от усталости нафантазировала лишнего. — А Илья… Ему здесь не место. Он уже должен был закончить вуз. Наверняка престижный. О детской мечте — поступить вместе в Саратов — давно забыл. Шесть лет прошло. Сейчас у него год интернатуры. Фу! Почудилось от усталости», — она еще раз встряхнула головой, отгоняя коварные мысли, и села за стол: нужно оформлять пациентов в отделение травматологии.

Ольга взяла медицинскую карту больного и прошла в первую кабинку. Она села на стул рядом с пострадавшим, который отключился еще в лесу, и занесла в графы необходимые данные. Сергей уже чувствовал себя неплохо. Немного болела голова и тошнило, но эти минимальные последствия отравления должны к утру пройти.

Пока она с ним возилась, второго парня, потерявшего сознание в коридоре больницы, Гуля с помощью доктора Зотова положила на каталку. Он пришел в себя, выпил стакан чаю и снова отключился. Анисимов забрал его в отделение: пациент нуждался в более серьезном уходе, который нельзя было обеспечить в приемном покое.

— Оля! — крикнул девушке Зотов, разворачивая каталку перед лифтом, — сейчас запиши только имя и фамилию, а подробности заполнишь завтра.

Всю информацию о друге сообщил ей мокрый рыбак, который теперь был уставший, лохматый, но сухой: Гуля переодела его в больничную пижаму. Он сидел на стуле, как нахохлившийся воробей на ветке, и полусонным голосом отвечал на вопросы.

— Как имя твоего друга?

— Имя? Илья.

Сердце опять заколотилось. Ее просто преследует это имя. Неужели так будет продолжаться всю жизнь?

— Фамилия? — Оля замерла, боясь услышать ответ.

А если это ее Илья? Как ей себя вести? Сделать вид, что незнакомы? Или наоборот, поговорить, как давние приятели? Он, конечно, сволочь, что исчез после выпускного и как в омут канул. Но… как говорится, из песни слов не выкинешь, так и Илью Оля не могла выкинуть из своей головы. Даже не знала, почему хочет с ним увидеться и боится. То ли потому, что расстались при странных обстоятельствах, то ли потому, что забыть не смогла. А может, хотела спросить, почему тот, на которого она мечтала опереться в жизни, оставил ее в самый трудный момент без объяснения причины.

Ненависти к нему Оля не испытывала: мало ли, что тогда случилось! Сначала обида жгла огнем душу, но и она постепенно потеряла остроту. Горячие юношеские чувства поутихли, ушли куда-то вглубь души, остались в воспоминаниях, но не в сердце. Так она убеждала себя. Это только в кино и книгах существует любовь, одна единственная, та, которая на всю жизнь, до старости, до гроба. А в жизни… все, как в жизни. Боль, разочарование, страх оказаться в ловушке эмоций и пострадать. А еще больший страх, что пострадают твои близкие: мама и Венька — лучшие люди на свете.

Даже сегодня. Только намек на присутствие Ильи в приемном покое, а она испытывает сложные эмоции. С одной стороны, ей хочется сбежать подальше. Только-только все потихоньку наладилось: мама встала на ноги, Венька подрос, появились друзья и любимая работа. Оля получила, как глоток свежего воздуха, относительную свободу.

Неизвестно еще, какие неприятности сулит ей новая встреча с Ильей. Не раз, сидя ночами за учебниками или качая не желавшего засыпать сына, она пыталась представить, как сложилась бы жизнь без Ильи. Нехорошие мысли терзали ее голову. Оле даже казалось, что если бы тогда он не сел рядом за парту, не вмешался в более чем странные отношения с Денисом Владимировичем, все могла закончиться благополучно.

А с другой стороны…

Почему так лихорадочно бьется сердце и учащается дыхание? Почему до зубовного скрежета, до боли в сжатых ладонях хочется хоть одним глазком взглянуть на него? Оля опять встряхнула головой: «Не думать, не вспоминать, не мечтать, не планировать».

— Назовите фамилию, — повторила Оля.

— Что? Фамилию? — рыбак поднял тяжелые веки на медсестру, будто не понимая, кто она такая и что здесь делает. — Васильев.

Оля выдохнула и быстро застрочила ручкой по бумаге. Остальные вопросы оставила сменной медсестре. Она устроила парня на свободной кушетке, а сама прикорнула за рабочим столом. Утро разбудило трелью дверного звонка: приехала машина с продуктами для кухни, расположенной рядом с приемным покоем.

Девушка потянулась, умылась, привела в порядок рабочее место. Она зашла в перевязочную, чтобы приготовить материал для стерилизации, и, напевая, занималась своим делом, как вдруг сзади кто-то схватил ее за ягодицу. От неожиданности она выронила приготовленный стерилизатор. Тяжелая металлическая коробка, наполненная простынками для перевязочного стола, упала вниз прямо на чью-то ногу в белой резиновой шлепке.

— Звонарева, ты сдурела? — раздался сзади вопль доктора Анисимова.

Оля повернулась: Олег Борисович, прихрамывая, добрел до стула и сел. Он сдернул носок и стал рассматривать ушиб.

— А еще у меня в руках был скальпель. В следующий раз, когда захотите проверить плотность моей ягодицы или, не дай бог, груди, воткну его во что-нибудь мягкое, — Оля выразительно показала глазами на выпуклость, горкой торчавшую в брюках операционного костюма. — Как вам такой исход дела?

— Ты что, дура? Я к тебе со всей душой, а ты…

Анисимов был известен в округе как неисправимый бабник. Не одна медсестра заливалась горючими слезами, поддавшись на его чары. Красивый, как Ален Делон, он смотрел на девушек потрясающими зелеными глазами, и они падали к его ногам срезанными колосками.

Операционные сестры боролись за право ассистировать ему во время операции, которые Олег, насмотревшись зарубежных сериалов, превращал в настоящие представления. Перед началом операции кто-нибудь из работников вешал на стену плеер и включал классическую музыку. Сам Олег Борисович давал старт работе словами: «Отличный день, чтобы спасти чью-нибудь жизнь». Когда Оля намекнула ему, что эту же фразу говорил герой американского сериала «Анатомия Грейс», Анисимов отшутился: