Пик-пик-пик — короткие гудки возвестили об окончании разговора. Оля растерянно посмотрела на телефон. Вот и поговорили! Кажется, у подруги тоже жизнь не сахар. Даже не узнала.

Оля горько усмехнулась, опустила глаза вниз, чтобы убрать теперь уже ненужный дневник, и замерла: со всех последних листочков на нее смотрел Илья. Вот он хмурит брови, а вот улыбается. Здесь он отвечает у доски, а Оля его тайком фотографирует. Илья в спортзале, на скамейке, в компании друзей, на сцене, в походе — везде он. Оля протянула руку и коснулась подушечками пальцев любимого лица.

— Прости, — прошептали сухие губы. — Увы, в этой жизни нам не по пути.

Глава 16

Илья бежал к Опелю, не разбирая дороги. Слова мамы: «Илюшенька, папа умер», — звучали в ушах, как набат. Что случилось? Почему? Батя неделю назад был здоров и полон энергии. Как бы он сейчас ни относился к отцу, ближе родственника у него все равно не было. Он представлял, в какой растерянности находится мама, боялся за здоровье бабушки: пережить своего ребенка — самый страшный удел родителя.

— Илья, ты куда? — крикнул ему вслед Мишка, когда увидел, что друг садится за руль.

— Домой. В Питер.

— Стой, дурак! Что случилось? — Васильев рванул на себя ручку со стороны водительского сиденья.

— Пусти. Надо!

— Не пущу, пока не скажешь, что случилось.

— Батя, — с трудом разлепил губы Илья.

— Что с Антоном Николаевичем? Заболел?

— Нет. Умер…

— Как? Почему?

— Не знаю. Мама сказала быстро приехать.

— Выходи. Я поведу, — Мишка потянул Илью на себя и заставил пересесть на заднее пассажирское сиденье. Тот повиновался, но действовал механически.

Илья набрал номер матери и долго с каменным лицом слушал ее рассказ, прерываемый всхлипываниями. Потом опустил телефон и немигающими глазами уставился на дорогу. Он видел, как Мишка встревожено поглядывает на него в зеркало, но не реагировал. Говорить не хотелось. Было одно желание: лечь и ни о чем не думать. Смерть отца не укладывалась в его сознании, тем более, такая нелепая.

— Илья, не молчи, — наконец не выдержал Мишка, — я с ума сойду от неизвестности.

Илья встряхнул головой и посмотрел на дорогу. Они выехали уже на трассу, и Опель резво бежал вперед. Навстречу колесам тянулось бесконечное полотно асфальта, проносились мимо автомобили, и эта бурная людская жизнь немного успокоила расшатанные событиями дня нервы

— Отец утонул. Вернее… Не утонул, а…

— Хватит мямлить. Говори яснее.

— В общем…, — Илья опять замолчал, собираясь с мыслями. — Каждый год их команда выезжает в лес на «выживание».

— Выживание?

— Ну, это так называется программа. На самом деле мужиков вертолетами забрасывают в тайгу на какую-нибудь полянку. Они там ставят палатки и тренируются, стреляют, отрабатывают приемы захвата противника. Живут на сухпайки и на то, что добудут охотой или рыбалкой. Обычная практика. Через неделю или две их также вертолетами возвращают обратно.

— Так каждый год?

— Да. Отец руководил этой программой.

— А что случилось в этом году?

— Мама говорит, что все было спокойно. После тренировки отец и его помощник побежали купаться в речке. Отец нырнул и… не выплыл.

— Они что, водочки с устатку хряпнули?

— Нет, спиртное они с собой не берут. День был очень жаркий. Усталость, жара, стресс, ледяная вода…

— Сердце?

— Да. Внезапная остановка. Его долго искали. Сообщили на большую землю. Вертолеты привезли водолазов. В общем, нашли ниже по течению. Застрял в коряге. Его так и нашли скрюченным.

— О, боже! Как страшно! — вздохнул Мишка. Он не знал, чем может утешить друга в его горе, кроме оханья и вздохов. — Когда это случилось?

— Вчера. Маме только сегодня сообщили. Его вот-вот привезут. Нужно опознание сделать.

— А откуда узнали, что остановка сердца?

— Вскрытие провели в местной больнице. В легких не было воды. Сначала думали, что это покушение на жизнь начальника. Или что-то подобное. Мама не вдавалась в подробности.

— Не переживай. Хотя… как не переживай? Ты прости. Я болтаю ерунду. Растерялся, — Мишка виновато опустил глаза. Ты, если хочешь, поплачь.

— Не получается. Не могу расслабиться. Внутри комок стоит и дышать не дает.

— Открой окно. Вдохни полной грудью, — переполошился Васильев и начал тормозить, чтобы съехать на обочину.

— Ты куда? Что делаешь? Мне домой срочно надо. Так продышусь, — Илья открыл рот, расправил плечи, попытался вдохнуть полной грудью. Получилось только с третьего раза.

— А вдруг и ты…

— Не дождешься. Я еще молодой.

Илья откинулся на подголовник и закрыл глаза. Сразу перед глазами возник образ Оли. «Батя, как же ты? Я так и не спросил у тебя, что ты тогда наговорил матери Оли, что она меня так возненавидела». А еще он понимал, что теперь не у кого будет поинтересоваться, почему Венька так похож на него. Версия Мишки о причастности к изнасилованию отца, развалилась сама по себе. «Ладно, нечего теперь об этом голову ломать. Что случилось, то случилось».

Санкт-Перебург встретил частым дождиком и туманом. Такая погода здесь не диво. Наоборот, после душного дня легкая прохлада освежала. Голова тоже прояснилась. Илья мучительно настраивался на встречу с мамой и бабушкой. Он понимал, что остался единственным мужчиной в семье и должен, нет, просто обязан выдержать и это испытание, выпавшее на его долю.

— Мне пойти с тобой? — спросил Мишка, когда они остановились в подъезда дома Ильи. Он кивнул в ответ, благодарный за предложение. Встретиться один на один с родными женщинами он не мог. У квартиры родителей достал ключи. Уронил. Снова поднял. Но не успел вставить ключ в замок, как дверь распахнулась. На пороге стояла мама. От яркой и красивой женщины осталась тень. Перед ним стояла старушка в ситцевом халатике и дрожащей рукой сжимала у горла косынку. Увидев сына, она пошатнулась и, ни слова не говоря, стала заваливаться набок. Илья подхватил ее и вместе с Мишкой они проводили женщину, убитую горем, к дивану.

В комнате сидели соседки и подруги матери. Зеркала были завешены тканью. В уголке, возле портрета отца в черной рамке, горела лампадка. Две незнакомые бабушки в платочках читали молитвы. Пахло корвалолом и… бедой.

— Илья, хорошо, что ты быстро приехал, — тихо сказала мамина подруга, Ирина Николаевна, ухоженная, статная женщина. — Мы ждем звонка. Отца вот-вот привезут. Я не знаю, как Наташа поедет на опознание. Она то и дело теряет сознание. Мы ей уже весь рот сожгли нашатырем.

Илья присмотрелся: действительно, на верхней губе, куда, видимо, попадала ватка с нашатырным спиртом, виднелся волдырь. Он крепко сжал руки в кулак, чтобы не выдать свой страх и отчаяние.

— А где бабушка?

— Ей сделали укол, и она спит. Слава богу. Пусть лучше во сне переживет эти дни.

— Отца привезут домой? — ногти впились в ладони.

— Нет, в морг. Похороны завтра.

— Так быстро?

— А ты что думал? Третий день. На такой жаре нельзя больше держать тело.

— Но там дождик идет.

Ирина Николаевна странно на него посмотрела: разумный человек, а говорит ерунду, как ребенок. Илья и сам понимал, что почти не контролирует себя. Когда он ехал в машине, сообщение о смерти отца казалось ложной информацией. Он и воспринимал ее отстраненно, будто это горе случилось не с его семьей. А попав домой, окунулся с головой в тягучую атмосферу беды.

— Управление ФСБ все хорошо организовало. У них есть специальный человек, который занимается этими делами. Он даже деньги принес. Там лежат, — Ирина Ивановна махнула рукой в сторону книжной полки, где белел конверт.

— А мне что надо делать? — прошептал Илья дрожащими губами и закусил нижнюю так, что показалась кровь.

Он сел к столу на кухне и невидящими глазами уставился на фигурки из моржового уса, которые отец привез с Дальнего Востока. Антон Николаевич очень дорожил этими фигурками, как подарком от давнего друга, погибшего на задании.